Юридическая консультация Задайте вопрос юристу "Правовой помощник" Информационно-правовой бюллетень Онлайн ТЕСТ Проверь свою юридическую грамотность Контакты Все контакты АЮР по РИ Форум Обсуждение актуальных тем
Архив теле- и радиопередач с участием членов Совета ИРО АЮР

СПОР О ГРАНИЦАХ... КОМПЕТЕНЦИИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ОРГАНОВ КОНСТИТУЦИОННОЙ ЮСТИЦИИ СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

 

"Конституционное и муниципальное право", 2020, N 2

СПОР О ГРАНИЦАХ... КОМПЕТЕНЦИИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ОРГАНОВ КОНСТИТУЦИОННОЙ ЮСТИЦИИ      СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

Д.С. ВЕЛИЕВА, М.В. ПРЕСНЯКОВ

Велиева Джамиля Сейфаддиновна, заведующая кафедрой конституционного и международного права Поволжского института управления имени П.А. Столыпина Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС), доктор юридических наук, профессор.

Пресняков Михаил Вячеславович, профессор кафедры конституционного и международного права Поволжского института управления имени П.А. Столыпина Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС).

 

В статье анализируется правовая позиция Конституционного Суда РФ по вопросу установления границы между субъектами Российской Федерации, отмечается проблема пересмотра решений органов конституционной юстиции субъектов Российской Федерации при отсутствии самой системы конституционного правосудия.

 

Ключевые слова: Конституционный Суд РФ, конституционная юстиция, Конституция РФ, конституции, уставы субъектов РФ, изменение границ субъектов РФ, референдум, пересмотр решений.

 

Dispute over Limits... Competence of the Constitutional Court of the Russian Federation and Constitutional Justice Authorities of the Constituent Entities of the Russian Federation

D.S. Velieva, M.V. Presnyakov

 

Velieva Dzhamilya S., Head of the Department of Constitutional and International Law of the Povolzhsky Institute of Management Named after P.A. Stolypin of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA), LL.D., Professor.

 

Presnyakov Mikhail V., Professor of the Department of Constitutional and International Law of the Povolzhsky Institute of Management Named after P.A. Stolypin of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA).

 

The article analyzes the legal position of the Constitutional Court of the Russian Federation on the issue of the establishment of a border between the constituent entities of the Russian Federation, notes the problem of revision of judgments of constitutional justice authorities of the constituent entities of the Russian Federation at the absence of a system of constitutional justice itself.

 

Key words: Constitutional Court of the Russian Federation, constitutional justice, Constitution of the Russian Federation, constitutions, charters of the constituent entities of the Russian Federation, change of the borders between the constituent entities of the Russian Federation, referendum, revision of judgments.

 

6 декабря 2018 года было принято "знаковое" решение Конституционного Суда Российской Федерации о признании соответствующим Конституции РФ Закона Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой". Позволим себе кратко напомнить события, связанные с принятием указанного Постановления Конституционного Суда.

Главой Республики Ингушетия и главой Чеченской Республики 26 сентября 2018 года было подписано Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой. Нужно сказать, что территориальные споры между этими республиками имели место еще в 1990-х годах. Законом Российской Федерации от 4 июня 1992 года N 2927-1 "Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации" предполагалось до марта 1994 года осуществить государственно-территориальное разграничение данных республик. Однако соответствующие границы установлены не были. Таким образом (что оказалось важным при рассмотрении данного дела), официальная граница между Чечней и Ингушетией впервые устанавливалась названным выше Соглашением.

С целью введения в действие Соглашения на территории Республики Ингушетия был принят Закон Республики Ингушетия от 4 октября 2018 года N 42-РЗ "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой". Принятие данного Закона и утверждение соглашения о границах между Чечней и Ингушетией вызвало массовые акции протеста в Магасе и требования со стороны населения Ингушетии вынести данный вопрос на референдум. Конституционный суд Республики Ингушетия также обозначил свою позицию относительно необходимости проведения подобного референдума.

Однако обращение в КС РИ с целью проверки заключенного соглашения и принятого регионального закона последовало только 16 октября 2018 года, то есть после вступления в силу Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой. Тем не менее Конституционный суд РИ рассмотрел запрос депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия и принял решение по существу данного дела. В частности, Суд признал оспариваемый Закон Республики Ингушетия не соответствующим Конституции Республики Ингушетия (ее статьям 4, 11, 103 (часть 2) и 111) и сделал вывод, что Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой от 26 сентября 2018 года без его утверждения на референдуме Республики Ингушетия не порождает правовых последствий для органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций и граждан в Республике Ингушетия <1>.

--------------------------------

<1> Постановление Конституционного Суда Республики Ингушетия от 30 октября 2018 г. N 19-П "По делу о проверке конституционности Закона Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой" в связи с запросом депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия". URL: http://ks-ri.ru/?p=3353.

 

Дальнейшее развитие данный конституционный конфликт получил в связи с обращением главы Республики Ингушетия в Конституционный Суд Российской Федерации с просьбой подтвердить соответствие Конституции Российской Федерации как Закона Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой", так и утвержденного им Соглашения. При этом глава Конституционного суда Ингушетии А.К. Гагиев направил письмо заместителю Председателя Конституционного Суда РФ С.П. Маврину, в котором отказался участвовать в заседаниях Конституционного Суда России по данному делу. В этом письме он указал, что согласно Федеральному конституционному закону "О судебной системе Российской Федерации" решение конституционного (уставного) суда субъекта Российской Федерации, принятое в пределах его полномочий, не может быть пересмотрено иным судом (статья 27). Обращение же Главы Республики Ингушетия в Конституционный Суд Российской Федерации, по сути, представляет собой "завуалированную форму обжалования Постановления Конституционного Суда Республики Ингушетия от 30 октября 2018 года".

Тем не менее Конституционный Суд Российской Федерации принял окончательное решение по данному делу, в котором не только признал соответствующими Конституции Российской Федерации как Закон Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой", так и само Соглашение, но и сделал вывод, что указанные акты обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений <2>.

--------------------------------

<2> Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 6 декабря 2018 г. N 44-П "По делу о проверке конституционности Закона Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой" и Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой в связи с запросом главы Республики Ингушетия" // СЗ РФ. 2018. N 51. Ст. 8095.

 

Как нам представляется, принятие данного решения Конституционным Судом Российской Федерации обнажило некоторые системные проблемы российской конституционной юстиции, которые мы и попытаемся проанализировать в рамках данной работы. Однако здесь необходимо сделать определенную оговорку: мы не будем касаться вопроса об обоснованности установления границ между сопредельными республиками, поскольку, во-первых, не считаем себя компетентными в данном вопросе, а во-вторых, сам этот вопрос скорее находится в сфере политики и имеет к науке конституционного права весьма условное отношение. Таким образом, сфера наших интересов в рамках данной работы будет касаться преимущественно самой системы конституционного правосудия в Российской Федерации, а точнее - отсутствия такой системы.

Конституционный суд Республики Ингушетия в своем решении сослался на статью 11 Конституции Республики Ингушетия, согласно которой возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности Республики Ингушетия - важнейшая задача государства. Наличие подобной нормы в конституции территориально самого маленького субъекта Российской Федерации не удивительно, как и особое отношение его народа к вопросу территориальной целостности. В развитие данной нормы Конституционным законом Республики Ингушетия "О референдуме Республики Ингушетия" от 31 марта 1997 года N 3-РКЗ предусматривается, что в обязательном порядке на референдум республики выносятся вопросы об изменении статуса, наименования республики, ее разделения или объединения с другими субъектами Российской Федерации, изменения ее территории или границ в соответствии с законодательством Российской Федерации. Учитывая, что в данном конкретном случае референдум не проводился, казалось бы, рассмотрение данного дела можно было и закончить. Однако Конституционный Суд Российской Федерации обратил внимание, что как в федеральной Конституции (норма статьи 102 об утверждении изменения границ между субъектами Российской Федерации Советом Федерации), так и в названном выше региональном Конституционном законе речь идет именно об изменении границ, а не об установлении их впервые.

Конституционный Суд отметил, что утверждению Советом Федерации подлежит изменение границ субъектов Российской Федерации, но не установление таких границ в тех случаях, когда изначально они отсутствуют. И действительно, согласно буквальной формулировке пункта "а" части 1 статьи 102 Конституции Российской Федерации к полномочиям Совета Федерации относится утверждение именно изменения границ между субъектами Российской Федерации. Однако по своему конституционно-правовому смыслу необходимость данной нормы обусловлена тем, что такие изменения границ "могут затронуть интересы и самой Федерации, и других ее субъектов, требуется согласование этих интересов" (комментарий к Конституции под редакцией В.Д. Зорькина <3>). В этой связи возникает вопрос: чем, собственно, по существу отличается первоначальное установление границ между субъектами от их изменения с позиции конституционного предназначения данной нормы? И как быть с тем, что "установление" или "изменение" собственно приводит к изменению территории, границ субъекта Российской Федерации?

--------------------------------

<3> Комментарий к Конституции Российской Федерации (постатейный) / Л.В. Андриченко, С.А. Боголюбов, Н.С. Бондарь [и др.]; под ред. В.Д. Зорькина. 2-е изд., пересмотр. М.: Норма; Инфра-М, 2011. 1008 с.

 

Как нам представляется, задачей Конституционного Суда является выявление действительного смысла конституционно-правовой нормы, а не "игра словами". По сути, Суд совершенно правильно заметил, что при изменении границ субъектов речь идет о передаче каких-либо территорий от одного из них другому, а при установлении границ - о взаимном согласовании принадлежности этих территорий. Непонятным здесь является вопрос о различных процедурах принятия соответствующих решений. Неясно, в частности, почему в первом случае утверждение новых границ Советом Федерации является обязательным, а во втором - в этом нет необходимости. Аргумент, что при изменении границ вследствие социально-экономической или иной целесообразности осуществляется передача какой-то части ранее уже установленной (разграниченной) территории одного из них другому, ничего не разъясняет в данном вопросе. Это тем более очевидно, что и в рассматриваемом случае имел место обмен территориями, находившимися в фактическом владении сопредельных республик.

Еще более явной представляется несостоятельность формального толкования законодательства Судом при оценке необходимости проведения референдума в соответствии с конституционным законодательством Республики Ингушетия. Как и в первом случае, Суд отметил, что в Конституционном законе Республики Ингушетия речь идет о необходимости проведения референдума лишь при изменении границ, но не в случае их первоначального определения. При этом совершенно непонятно, почему при изменении границ непосредственное участие населения необходимо, а при определении границ впервые - нет. В таком подходе отсутствует конституционная логика. Более того, он противоречит ранее высказанным позициям Конституционного Суда РФ в части критериев выбора формы учета мнения населения при осуществлении территориальных преобразований и изменении границ муниципальных образований. В частности, КС в Определении от 6 марта 2008 года N 214-О-П пришел к выводу, что указание федерального законодателя на использование формы представительной муниципальной демократии не исключает необходимость правового гарантирования населению как первичному субъекту местного самоуправления возможности выразить свою позицию в отношении предполагаемых территориальных изменений и довести ее до сведения представительного органа муниципального образования <4>. Он указал, что положение, закрепленное в данной части Закона N 131-ФЗ, не предполагает передачу от одного муниципального образования другому столь существенной части территории населенного пункта или поселения, которая имела бы для них жизненно важное значение и, соответственно, отделение которой означало бы фактическое изменение правового статуса населенного пункта или поселения, территории которых выступают объектом территориальных изменений.

--------------------------------

<4> Определение от 6 марта 2008 года N 214-О-П "По жалобе гражданина Севашева Александра Васильевича на нарушение его конституционных прав частью 4 статьи 12 Федерального закона "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" // СЗ РФ. 2008. N 18. Ст. 2092.

 

В этом же Определении Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что должны быть обеспечены гласность при подготовке и принятии решения о муниципально-территориальных изменениях и эффективный контроль местного сообщества за их осуществлением, а следовательно, в частности, заблаговременное информирование населения о рассмотрении представительным органом муниципального образования вопроса об изменении его границ и предоставление гражданам реальной возможности довести до сведения депутатов свое мнение по соответствующему вопросу.

В данном случае право на установление состава территории и границ муниципального образования является комплексным коллективным субъективным публичным правом населения муниципального образования. Коллективный характер права означает, что оно может быть реализовано лишь совместными усилиями граждан, объединенных общностью проживания и интересов <5>.

--------------------------------

<5> Кустов С.С. Правовая природа и содержание права на установление состава территории и границ муниципального образования // Современное право. 2016. N 10. С. 45 - 50.

 

Именно по этой причине "органы государственной власти субъектов Российской Федерации и муниципальные образования во всяком случае обязаны находить адекватные и легитимные решения исторически сложившихся, комплексных проблем территориальной организации местного самоуправления на основе гласного анализа положительных и отрицательных сторон возможных преобразований, используя в случае споров согласительные процедуры и руководствуясь конституционным императивом сохранения государственного единства и согласия" <6>.

--------------------------------

<6> Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 3 апреля 2007 г. N 171-О-П "По жалобе гражданина О.Б. Гуртуева и коллективной жалобе граждан - жителей Кабардино-Балкарской Республики на нарушение их конституционных прав положениями Законов Кабардино-Балкарской Республики "Об административно-территориальном устройстве Кабардино-Балкарской Республики", "О статусе и границах муниципальных образований в Кабардино-Балкарской Республике" и Федерального закона "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" // СЗ РФ. 2007. N 21. Ст. 2561.

 

Зато совершенно "неформально", то есть не в соответствии с "буквой" Конституции и конституционного законодательства Суд подошел к вопросу о возможности Конституционного суда Республики Ингушетия рассматривать закон об утверждении соглашения между субъектами. Это действительно весьма непростой вопрос, поскольку Конституционный суд не вправе рассматривать на предмет соответствия Конституции Республики уже вступившие в силу соглашение. Именно поэтому предметом анализа Конституционного суда Ингушетии стало не само соглашение, а региональный закон о введении его в действие. Но если признать такой закон не соответствующим Конституции Республики, то и само соглашение не должно порождать никаких последствий для Ингушетии.

Следует, однако, отметить, что согласно статье 27 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 года N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации", конституционные (уставные) суды рассматривают на предмет соответствия конституции (уставу) субъекта Российской Федерации в том числе региональные законы. Аргумент, что Закон Республики Ингушетия "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой" "не такой", как другие, или закон особого рода по крайней мере формально не находит оснований в существующем конституционном законодательстве.

Кроме того, даже если закрыть глаза на такой "вольный" подход к букве закона, нельзя согласиться с мнением Конституционного Суда Российской Федерации о том, что проверка на соответствие Конституции Республики Ингушетия упомянутого закона "по сути, имеет такой же правовой эффект, как и его непосредственная проверка". Конституционный Суд Республики Ингушетия отнюдь не исследовал содержание соглашения об установлении границ между республиками, а констатировал грубое нарушение именно порядка введения его в действие на территории Республики. Поэтому и резолютивная часть Постановления КСРИ не предполагает признание не соответствующим Конституции самого соглашения, а только о признании Закона Республики Ингушетия от 4 октября 2018 года N 42-РЗ "Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой" не соответствующим Конституции Республики Ингушетия. Что же касается Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой от 26 сентября 2018 года, то оно, по мнению суда, не влечет правовых последствий, пока не будет утверждено на референдуме Республики Ингушетия. Где здесь можно усмотреть попытки содержательной ревизии заключенного соглашения на предмет его соответствия Конституции Ингушетии?

Разумеется, нам известна правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации относительно невозможности осуществления конституционного контроля в отношении федерального закона о ратификации международного договора, в том числе по порядку принятия, если сам международный договор уже вступил в силу (Определение от 2 июля 2013 года N 1055-О <7>). Казалось бы, Суд и в данном деле последовательно отстаивает свою позицию. Однако в данном случае имеется одно весьма существенное отличие в ситуации: когда Россия, как суверенное государство, вступает в договорные отношения на международном уровне, то ее внутренние правовые установления не распространяются на контрагентов по договору. Республики же в составе Российской Федерации суверенитетом не обладают и должны действовать в рамках российского правового порядка. Как нам представляется, это отличие не позволяет поставить знак равенства между законом о ратификации международного договора и законом об утверждении соглашения между субъектами Российской Федерации.

--------------------------------

<7> Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 2 июля 2013 г. N 1055-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности Федерального закона "О ратификации Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 года" // СЗ РФ. 2013. N 30 (ч. II). Ст. 4190.

 

В любом случае Конституционный Суд Российской Федерации должен был не пересматривать решение Конституционного суда Республики Ингушетия (об этом речь пойдет ниже), а рассмотреть указанный Закон на предмет соответствия Конституции Российской Федерации. Нарушение права граждан Республики Ингушетия на участие в референдуме при определении границ республики, а именно это имело место в данной ситуации, является прямым противоречием положению части 1 статьи 3 Конституции Российской Федерации, согласно которому носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, а также части 3 той же статьи - высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. В данном отношении Суд ограничился воспроизведением своей известной правовой позиции, согласно которой "референдум не может подменять органы народного представительства". Эта позиция сама по себе является спорной, поскольку равнозначность референдума и выборов еще не влечет за собой вывод о равноценности по своей конституционной значимости результатов референдума и решения представительного органа. В любом случае если конституционным законодательством установлена однозначная необходимость проведения референдума, его не может подменять решение законодательного органа. В противном случае будет иметь место явное нарушение указанных выше положений части 3 Конституции Российской Федерации, которые составляют основы конституционного строя.

Конституционный Суд Российской Федерации решил иначе - пусть так, но почему из этого вывода о соответствии рассматриваемого соглашения и закона о введении его в действие Конституции Российской Федерации вытекает практическое следствие об обязательности их применения судами, другими органами и должностными лицами?

В Постановлении отмечается, что Конституционный Суд Российской Федерации управомочен проверять конституционность закона субъекта Российской Федерации, который издан по вопросу, относящемуся к ведению Российской Федерации или к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов, в том числе признанного не соответствующим конституции (уставу) субъекта Российской Федерации, поскольку в противном случае такие акты будут выведены из сферы контроля Конституционного Суда и в определенной степени "выпадут" из правовой системы Российской Федерации. Кстати, весьма характерно, что данный вывод был сделан именно в рамках "челябинского дела".

Однако компетенция Суда по делам такого рода касается исключительно проверки региональных законов на предмет их соответствия Конституции Российской Федерации. По его собственному утверждению Конституционный Суд не оценивает соответствие Конституции Российской Федерации положений конституции (устава) данного субъекта Российской Федерации, нарушение которых констатировано в решении органа конституционного правосудия субъекта Российской Федерации. Иными словами, он может сделать вывод только о соответствии или несоответствии рассматриваемого закона Конституции Российской Федерации.

Между тем Суд не только сделал вывод об отсутствии противоречий между региональными нормативными правовыми актами и Конституцией Российской Федерации, но и объявил их действующими и подлежащими применению судами, другими органами и должностными лицами. Этот вывод, как нам представляется, не вытекает из первого, поскольку региональный закон может не противоречить федеральной Конституции, но не соответствовать Основному закону субъекта Российской Федерации и на этом признаваться недействующим. Кстати, если уж придерживаться "формально-юридической" аргументации, следует заметить, что статья 87 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 года N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" предусматривает последствия признания нормативных актов не соответствующими Основному Закону, либо соответствующими "с оговорками", то есть в истолковании Конституционного Суда. Это же очевидно, что нормативный акт может соответствовать Конституции Российской Федерации, но противоречить конституции или уставу субъекта Российской Федерации! Или в российской модели федерализма такая ситуация исключена априори?! Как нам представляется, Конституционный Суд в данном случае использовал уже апробированную однажды методику преодоления решения конституционных или уставных судов субъектов Российской Федерации.

Необходимо отметить, что проблема, связанная с "завуалированным" пересмотром решений конституционных (уставных) судов, возникает в практике Конституционного Суда Российской Федерации уже не впервые. Здесь можно вспомнить так называемое "челябинской дело".

Уставным судом Челябинской области в 2013 году было рассмотрено дело о проверке на соответствие Уставу Челябинской области положений регионального закона "О транспортном налоге" по жалобе гражданки Н.П. Андреевой. В данном субъекте Российской Федерации предусмотрены льготы по транспортному налогу для пенсионеров, которые уплачивают данный налог в виде символической суммы - один рубль за одну лошадиную силу автомобиля.

Однако Законом Челябинской области от 30 сентября 2008 года N 312-ЗО "О внесении изменений в статьи 2 и 4 Закона Челябинской области "О транспортном налоге" данная льгота была сохранена только для тех пенсионеров, чьи легковые автомобили имеют мощность двигателя до 150 лошадиных сил.

Рассматривая данное дело, Уставный суд Челябинской области пришел к выводу, что подобное изменение регионального законодательства представляет собой отказ области от взятых ею на себя социальных обязательств. На этом основании он признал оспариваемый закон не соответствующим Уставу Челябинской области.

Однако Законодательное Собрание Челябинской области не согласилось с этим решением и обратилось в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о соответствии Конституции России пункта 2 статьи 4 Закона Челябинской области "О транспортном налоге" (уже фактически "отмененного" Уставным судом).

Конституционный Суд Российской Федерации не нашел противоречия регионального акта Конституции Российской Федерации, указав, что изменение правового регулирования отношений по льготному налогообложению не может расцениваться как снижающее конституционно обусловленный уровень социальной защиты пенсионеров и нарушающее их имущественные права <8>.

--------------------------------

<8> Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 декабря 2013 г. N 26-П "По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 4 Закона Челябинской области "О транспортном налоге" в связи с запросом Законодательного Собрания Челябинской области" // СЗ РФ. 2013. N 50. Ст. 6669.

 

Для нас в данном случае интерес представляет не "содержательные" характеристики данного решения Суда, а само основание его принятия и правовые последствия такого решения.

С одной стороны, Челябинский Уставный суд рассматривал названный Закон на предмет соответствия Основному закону Челябинской области, что не исключает проверки его соответствия федеральной Конституции. С другой - согласно действовавшему на тот период времени Закону Челябинской области "Об Уставном суде Челябинской области", законы, иные нормативные правовые акты либо отдельные их части или положения, признанные Уставным судом Челябинской области противоречащими Уставу Челябинской области, утрачивают силу. А учитывая, что решение Уставного суда вступают в законную силу немедленно после его провозглашения, в Конституционный Суд поступил запрос о проверке конституционности уже несуществующего закона. На это обстоятельство обратил внимание судья Конституционного Суда Г.А. Гаджиев в своем особом мнении. Гадис Абдуллаевич указал, что при таких обстоятельствах Суд должен был отказать в принятии запроса Законодательного Собрания Челябинской области: "В противном случае можно утверждать, что постановление Суда по этому делу юридически является беспредметным, поскольку в нем дается оценка норме права, уже не существующей в правовом пространстве".

Между тем Конституционный Суд Российской Федерации продемонстрировал несколько иную логику. По его мнению, в случае признания не соответствующим конституции (уставу) субъекта Российской Федерации закона субъекта Российской Федерации, принятого по вопросу, находящемуся в совместном ведении Российской Федерации и ее субъектов, законодательный (представительный) орган субъекта Российской Федерации либо принимает закон во исполнение решения органа конституционного правосудия данного субъекта Российской Федерации, либо, исходя из верховенства Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации, если считает признанный не соответствующим конституции (уставу) субъекта Российской Федерации закон подлежащим действию вопреки официально принятому решению органа конституционного правосудия субъекта Российской Федерации.

Но какова в таком случае будет задача Конституционного Суда Российской Федерации? Очевидно, что он может соотносить положения оспариваемого регионального закона только с федеральной Конституцией, но не с конституцией или уставом субъекта Российской Федерации.

Собственно, в рассматриваемом деле Суд и постановил признать пункт 2 статьи 4 Закона Челябинской области "О транспортном налоге" не противоречащим Конституции Российской Федерации. Однако наряду с этим он сделал вывод, что указанное положение челябинского Закона подлежит применению судами, другими органами и должностными лицами. Кстати, судья Г.А. Гаджиев в этом отношении справедливо отметил, что "региональные органы конституционного контроля могут принимать решения, полнее обеспечивающие права человека на том или ином этапе социально-экономического развития региона, чем это мог бы сделать федеральный Конституционный Суд, будучи ограниченным тем масштабом контроля, который заложен в федеральной Конституции". Иными словами, региональный закон может не противоречить федеральной Конституции, но не соответствовать конституции или уставу субъекта Российской Федерации. И в этом случае такой закон должен утрачивать свою юридическую силу на основании решения конституционного (уставного) суда.

Помимо конституционных прав и свобод, о которых, в сущности, стоял вопрос в "челябинском деле", Основным законом субъекта Российской Федерации могут предусматриваться специфические механизмы принятия тех или иных политических решений, не совпадающие с аналогичными механизмами федерального центра. В частности, решение тех или иных вопросов исключительно на референдуме. Очевидно, что в данном случае само по себе подтверждение соответствия регионального закона федеральной Конституции Конституционным Судом Российской Федерации совсем не опровергает решение, принятое конституционным или уставным судом субъекта Российской Федерации.

В заключение нам хотелось бы заметить, что в целом мы поддерживаем идею включения в общую систему конституционной юстиции конституционных и уставных судов Российской Федерации и законодательное закрепление компетенции Конституционного Суда по пересмотру принятых ими решений. Под этим можно было бы подписаться с легким сердцем, но только в случае именно законодательного закрепления подобного полномочия Конституционного Суда Российской Федерации. Пока же подобные решения принимаются contra legem, что совсем не способствует усилению конституционной законности.

 

Литература

 

1. Комментарий к Конституции Российской Федерации (постатейный) / Л.В. Андриченко, С.А. Боголюбов, Н.С. Бондарь [и др.]; под редакцией В.Д. Зорькина. 2-е изд., пересм. Москва: Норма; Инфра-М, 2011. 1007 с.

2. Кустов С.С. Правовая природа и содержание права на установление состава территории и границ муниципального образования / С.С. Кустов // Современное право. 2016. N 10. С. 45 - 50.

 

Подписано в печать

03.03.2020